Советская власть без партийной номенклатуры на юге Мексики

Советская власть без партийной номенклатуры на юге Мексики

о том, как живут сапатисты сейчас, moloko plus поговорил с участниками группы исследования искусств и политики Grupo de Investigación en Arte y Política, GIAP Натальей Аркос (Чили) и Алессандро Дзагато (Италия).

текст: Елена Корыхалова
фото: ValK, pigolincolorado, Daliri Oropeza

— Кто такие сапатисты?

Наталья: Это движение коренных народов Чьяпаса. Его основатели, метисы городского происхождения, объединились в лесах штата в 1983 году. Это была группа из 6-7 активистов Фронта Национального Освобождения (исп. Fuerzas de Liberación Nacional, FLN — прим. ред.), созданного в Мехико в 1969 году. В лесах они встретились с местными группами и потихоньку начали соаздавать условия для того, что могло стать традиционной левой герильей с целью захвата власти, но превратилось в то, что с 1994 года известно как сапатизм.

Это движение в весьма творческой манере комбинирует представления о мире, космологию коренных народов майя и марксистско-ленинистскую концепцию традиционной левой герильи латиноамериканцев-метисов городского происхождения.

Алессандро: Сапатисты и другие повстанческие крестьянские организации Мексики присвоили себе лозунг генерала Сапаты: «Земля для тех, кто на ней работает».

Генерал Сапата — революционер, важная фигура мексиканской революции 1910 года. Он принадлежал к коренному народу науа. Впоследствии правительство вписало его в историческую картину страны: его образ отождествили с государством и лишили революционного содержания. Все его политические высказывания, декларации и дискурс были нормализованы. В частности, это касалось земельных вопросов: Сапата считал, что землёй должен владеть крестьянин. Сапатисты хотят вновь политизировать образ генерала.

— Самая известная фигура сапатистов — субкоманданте Маркос. Кто он?

Н.: Скорее всего, он метис, человек из города — это понятно по его речи. Считается, что он работал преподавателем. Хотя не так важно, кем он был.

Индейцам нужен был белый образованный человек, чтобы их услышали представители среднего класса, СМИ и весь мир. Решение сделать его спикером коллективно приняли в первые недели восстания. Маркос стал голосом повстанцев. Его харизма и ораторское мастерство привлекли к сапатистам внимание всего мира. Часто изображение Маркоса тиражировалось в Европе и Латинской Америке вместо портретов самих сапатистов.

В мае 2014 года, после убийства учителя Галеано, Маркос берёт его имя. Теперь он субкоманданте Галеано. Тогда же он уступил своё место субкоманданте Моисесу. Спикером сапатистов стал индеец майя — цельталь.

А.: Прощание с Маркосом было символическим актом, которым сапатисты деконструировали его образ. Западному сознанию сложно понять, зачем избавляться от известного персонажа. Когда хотят уничтожить организацию, то целятся в её лидера. Но сапатисты сами уничтожили его. Несмотря на то, что в EZLN есть субкоманданте, её лидер — народ.

— Какие есть периоды истории сапатистов?

А.: В 1968 году в Тлателолько расстреляли студенческую демонстрацию. После того, как военные убили студентов, началась политизация масс. Родились новые политические группы, и одной из них стал FLN.

Тогда сапатизм ещё не существовал. Он появился как инициатива FLN, который отправил своих членов в сельву для организации крестьян. В 1970-х первую делегацию постигла неудача по неизвестным причинам. В 1983 году в горы Чьяпаса отправились несколько человек, положивших начало EZLN. В процессе поисков себе места в Лакадонских джунглях и налаживания контактов с местными эти трое полностью отделились от городского FLN идеологически, стратегически и материально.

Когда посланники находили общий язык с индейцами, происходила идеологическая эволюция. Один из важнейших моментов этой трансформации — изменение стратегии герильи. Классическая герилья Че Гевары постулирует, что в группах герильерос не должно быть больше 80 человек, чтобы они оставались мобильными. EZLN предпочла народную армию, которая может перемещаться колоннами по 800-1000 человек. У них почти нет профессиональных военных, но население проходит военную подготовку.

— Что общего у сапатистов с традиционными левыми движениями?

А.: Сапатисты вышли на свет, когда во всём латиноамериканском мире уже прошли революции, в Европе пала Берлинская стена, а СССР развалился. Казалось, что время для восстания неподходящее. Но произошла трансформация, о которой мы говорили до этого. Эстетику, дискурс и способ организации сапатисты позаимствовали из марксистско-ленинской идеологии, но при этом на них сильно влияла космология индейцев майя. Кроме того, со временем сапатисты трансформировали войну в мирный и даже творческий процесс. Их военные стали выполнять коммуникативные функции и говорить о политике.

Ещё одна идеология которую находят в сапатизме — маоизм. Оба движения зародились в деревне и там же проходили своё становление. Оба дисперсны и захватывают периферию.

На данном этапе идеологически сапатисты похожи на курдов. Но со временем и это может измениться. Мы знаем, что Оджалан менял свои взгляды, постепенно становился анархистом, а вслед за ним это происходило и с курдами. В 2013 году они даже выпустили журнал, полностью посвящённый анархизму и репрессиям против анархических групп Мехико.

— Что происходило после восстания?

А.: В 1996 году завязывается дискуссия между EZLN и правительством Мексики, известная как Сан-Адресские соглашения. Основными темами стали права коренных народов и их автономия. Правительство, по мнению сапатистов, не сдержало слово — итоговый законопроект не учитывал договорённости, достигнутые на переговорах, а военное присутствие в штате продолжилось. EZLN решила выполнять соглашения так, как их понимали индейцы, в одностороннем порядке.

Н.: Следующий период — это 2000-е. Тогда административные центры сапатистов назывались Агуаскальентес — в честь места, где Эмильано Сапата договорился с правительством. Там EZLN встречалась с представителями гражданского общества и с людьми от правительства.

В 2003 году в EZLN подчеркнули, что в переговорах нет смысла, и переименовали Агуаскальентес в «улитки». Так они заявили, что впредь в этих местах будут укреплять автономию и самоуправление. Так и произошло: начало развиваться автономное правительство сапатистов с муниципалитетами, куда входили поселения-общины. «Улитки» были их региональными пунктами связи.

В 2006 году была «Другая кампания». Тогда субкоманданте Маркос покинул Чьяпас, чтобы проехать по Мексике с альтернативной президентской кампанией. Он встречался с представителями гражданских движений, организациями, синдикатами и учительскими профсоюзами в разных частях страны. Так он узнал о чужих проблемах и понял, как в Мексике воспринимают сапатизм и автономию в целом.

С 2008 года сапатисты перестают принимать помощь от иностранных НКО. Многим европейским и американским организациям пришлось покинуть Чьяпас. Сапатисты хотели показать, что строить автономию они должны сами.

С 2008 по 2012 год был период молчания. Появились слухи, что сапатистов больше нет. И вдруг 21 декабря 2012 года, в день предполагаемого конца света, они устраивают «марш молчания» — мирный захват пяти населённых пунктов штата. Тем самым они сказали, что никуда не исчезли и что мир в этот день не закончился, а начался новый мир.

Потом сапатисты возобновляют связи с гражданским обществом Мексики и за её пределами. Они проводят «маленькую школу» под названием «Свобода по-сапатистски». Общины приглашают учеников, которые познают автономию на практике. Затем проходит семинар «Критическое мышление против гидры капитализма» и фестиваль искусств CompArte. Их цель — укрепление автономии и налаживание связи с просапатистскими сообществами вне Чьяпаса.

Сначала сапатисты стремились к захвату власти, но в 1990-е их менталитет поменялся. Сейчас сапатисты во многом схожи с городскими анархистами. Насильственная смена власти стала для них не просто ненужной, а даже контрпродуктивной. Теперь они считают, что перемены должны приходить снизу. Благодаря этой трансформации EZLN набралась сил, а идея автономии начала материализовываться. Этот процесс развился после провала переговоров в Сан-Андресе в 1997 году и с основанием «улиток» в 2003 году.

А.: Сейчас сапатисты ставят на Национальный конгресс коренных народов. Это организация, близкая к EZLN, которая появилась сразу после восстания в 1995 году и объединила народы всей страны.

Н.: Мария де Хесус Патрисио — кандидатка в президенты Мексики, представляющая Национальный конгресс коренных народов. Когда объявили о решении выбрать представителя, многие отнеслись к этому плохо, потому что им казалось, что сапатисты вернулись к борьбе за власть, к тому же выборным путём. Потребовалось время, чтобы понять, что это не возвращение к старым идеям, а желание побороть структуру, в которой образуются демократические государства западного типа, сверху вниз. Индейский конгресс выражает мнение разных народов через представителей, а Мария Хесус не возглавляет его, а транслирует это мнение наружу. Это инициатива по превращению Мексики в одну большую «улитку», где прислушиваются к голосу общин, а решения принимаются коллективно, уважая традиции коренных жителей. Сапатисты предложили переосмыслить саму модель прихода к власти.

А.: Так они хотели проникнуть внутрь системы, где власть себя воспроизводит. Говоря современными терминами, они стремятся к оккупации территории власти.

— Как сапатисты решили земельный вопрос?

Н.: Земля — это коллективная собственность. Всё, что она производит, принадлежит сапатистам. Их земли составляют около 30% штата. После восстания 1994 года их экспроприировали у крупных помещиков, латифундистов. Тогда было нормой, что семьи латифундистов-метисов владели огромными территориями, тысячами гектаров. Сами они на ней почти не работали, а использовали наёмный труд индейцев, которые не обладали своей землёй и практически были рабами. На этих землях и основали сапатистские деревни. Эти поселения объединились в муниципалитеты. Соседние автономные повстанческие муниципалитеты формируют «улитку». Она несёт административную функцию, а возглавляет «улитку» Хунта Хорошего Правительства.

В Мексике слово «хунта» — синоним собрания. Конечно, есть военные хунты, но эта — гражданская. В неё входят обычные жители, которых, скажем так, временно призывают на службу. Этих людей всегда рекомендуют сами жители общин.

Устройство Хунт предполагает постоянную смену представителей, что делает их прозрачными, антикоррупционными структурами. Служба, на которой сапатист недолго работает, а затем уступает место следующему, учит их понимать административную динамику и самоуправление.

А.: После восстания сапатисты выбрали тотальную коллективизацию, но модель не сработала, потому что не учитывала индейскую культуру. Позже они пришли к разделению земли, при которой каждая семья, включая молодожёнов, имеет право на участок. На нём может происходить всё, что им нужно. Излишки производства идут на нужды организации, которая может их перераспределить или продать. Так это работает и сейчас.

— Сейчас сапатисты живут рядом с поселениями, подконтрольными правительству. Как им это удаётся?

Н.: Сейчас даже в одной деревне один дом может быть сапатистским, а соседний — уже нет. На момент восстания почти все сельские жители Чьяпаса поддерживали сапатистов, но потом ситуация изменилась. Правительство использовало деньги и другие материальные ценности как инструмент отделения сторонников от сапатистов — это называется «война низкой интенсивности». Она разделила даже семьи: на сапатистов и «партийных», то есть тех, кто «продался».

Эти семьи больше не участвуют в сапатизме. Они получают от центрального правительства подарки, например, стройматериалы, в обмен на голос на выборах. Но когда у них случаются проблемы со здоровьем, они идут именно в сапатистскую клинику. При возникновении споров они обращаются за помощью в Хунту.

— Есть ли в общинах своя полиция?

А.: Во-первых, этим занимается армия, EZLN. В последнее время они приходят на крупные мероприятия, но с палками, как у обычных полицейских — это нечто новое. Конечно, они появляются только на больших событиях, где есть командование. Или сопровождают Марию де Хесус Патрисию в общинах.

Кроме того, в деревнях есть люди, ответственные за безопасность. Они всегда на связи и в случае чего готовы прийти на помощь. Это одна из коллективных работ, наравне с работой в школе, больнице или на поле; эти люди не ходят в специальной военной или полицейской форме.

Ещё есть миссии в зонах высокого риска, где существует вероятность конфликта между сапатистами и не-сапатистами или между сапатистами и национальной армией. Вероятно, в таких местах группы, отвечающие за безопасность, более многочисленны и туда могут съезжаться сапатисты из других поселений. Как мы уже говорили, сапатисты находятся в состоянии войны низкой интенсивности. Это означает постоянные провокации со стороны групп парамилитарес, убийства, другое насилие. То, что у сапатистов есть развитая сеть безопасности, продиктовано такими условиями.

Н.: Сначала EZLN планировала герилью, но затем появилась повстанческая милиция, ответственная перед Генеральным командованием и субкоманданте — такими, как Моисес и Галеано. Это не столько внутренняя полиция, сколько гарантия защиты общин от парамилитарес и государственных военных. Командование ответственно перед народом, поэтому в сапатизме есть только субкоманданте. Их команданте — народ. Когда народ сказал, что не хочет больше войны, субкоманданте оставалось только подчиниться и взять на себя функцию охраны.

В мае 2014 года был один из последних крупных конфликтов. Группа парамилитарес вызывающе вела себя в деревне, где только половина жителей поддерживали сапатистов. Это переросло в конфликт, закончившийся смертью учителя Галеано. На место выехали милиция и генеральное командование, которые узнали об этом через Хунту. Здесь это так происходит: народ правит, правительство и армия подчиняются.

А.: Сапатисты говорят, что целью сапатизма является исчезновение армии. Но для этого должны измениться социальные условия. Армия исчезнет только тогда, когда наступит демократия и равенство коренных народов.

Нашу группу исследователей очень интересует, как сапатисты привлекают армию для выполнения коммуникационной функции. В последнее время это происходит всё чаще. Например, в прошлом году нам удалось запечатлеть перформанс сапатистской армии в «улитке» Овентик. Он начался с военного марша, а затем вся милиция приняла форму улитки и палками отстукивала ритм. Это послание означало солидарность, коллаборацию и коллективную работу.

— Как устроена экономика сапатистов? Активистские магазины в Европе ломятся от сапатистского кофе. Он действительно приносит доход движению?

Н.: Это коллективная экономика, которая включает сельское хозяйство, разведение скота, производство кофе. Нужное количество оставляют себе, остальное продают. Прибыль тратят на ремонт школ, оснащение клиник или покупку транспорта. То есть прибыль также является коллективной и распределяется между всеми.

Кофе приносит существенный доход. Его поставляют и на внутренний рынок, и за границу — в США и Европу. Там солидарные с движением организации продают кофе по справедливой цене.

Ещё сапатисты выращивают кукурузу, фасоль, чили, бананы. Мёд они экспортируют в Европу и США, как и кофе. В последнее время хорошо развивается ремесло: вышивки, мебель, фигурки. Всё это распространяется в основном в Мексике, но это такая же экономическая база сапатизма. Когда сапатисты попрощались с поддержкой НКО, они стали финансировать себя именно так.

А.: Сапатисты умеют коммерциализировать собственные продукты, но они также получают довольно много пожертвований. Когда убили учителя Галеано, парамилитарес разрушили сапатистскую школу и клинику. Сапатисты кинули клич и собрали много пожертвований. Легко можно представить, что есть частные лица, которые регулярно жертвуют сапатистам.

— Много у сапатистов школ, больниц? Какого они качества?

А.: В каждом поселении, где есть «базы поддержки», работает минимум одна начальная школа. Она может быть простой, но в ней есть учитель и так называемый организатор образования. Так сапатисты поддерживают автономию, не желая пользоваться государственными институтами. Дети сапатистов не ходят в государственную школу, учатся в автономной. Есть и средние школы, но не в каждой деревне, а в каждом муниципалитете.

То же самое со здравоохранением. В каждой зоне есть больницы. Работают и крупные госпитали, где проводят хирургические операции и другие сложные медицинские вмешательства. Я знаю три таких госпиталя и один центр здоровья женщин, который мы недавно видели в «улитке» Роберто Барриос.

Если сапатисту нужно лечение, недоступное в автономном госпитале, он обратится в городскую больницу. Но это исключительный случай.

В своих клиниках сапатисты принимают всех, не только сапатистов. В поселениях есть и государственные клиники, но они фактически не работают: в них нет ни докторов, ни оборудования, ни лекарств. Сапатисты также сотрудничают с приезжими докторами: они обучают индейцев, которые затем обучают друг друга.

— Как вы можете оценить уровень жизни в общинах?

Н.: Безусловно, уровень жизни заметно вырос по сравнению с тем, что было до восстания и автономии. Основным показателем успеха я считаю то, что с 1994 года в этих местах значительно снизился уровень детской смертности. Сейчас все дети вакцинированы, есть программы контроля рождаемости, работают организаторы образования и здравоохранения, прошедшие соответствующую подготовку среди сапатистов. Во всех сферах традиционные практики майя комбинируются с изучением привычных европейских практик. У них есть фармакология, а образование построено по классическому западному принципу.

А.: Жители Чьяпаса могут казаться бедными, но они себя бедняками не чувствуют. Для них богатство выражается иначе. Крестьяне скептически относятся к западному образу жизни, этой модели потребления и пропитания. У них свой стиль жизни, который мы можем назвать бедностью, но это не обязательно так. У сапатистов всегда есть излишки производства, которые идут на поддержку семей, оказавшихся в сложном положении. Сапатист всегда может рассчитывать на такую поддержку от движения.

Чаще всего требуется помощь, когда люди вынуждены переселяться из деревень, где сильны группы парамилитарес. В таких случаях EZLN выделяет семье землю в другом месте и поддерживает её первое время. Но если недостаток в самообеспечении вызван алкоголизмом, то это уже совсем другая история.

— Может ли ребёнок из Чьяпаса поступить в университет в городе?

А.: Сапатисты не участвуют в жизни государства, поэтому в университеты они не поступают. После школы сапатист может продолжить учёбу в выбранном направлении: например, стать организатором образования или работать в медиа. Если хочешь развиваться, то делай это внутри движения. Так они говорят.

Но есть проект сапатистского университета. Чтобы заложить базу для будущего университета, они проводили фестивали искусств и наук в 2017 году: CompArte и ConSiencia. Как говорит командование, это требование сапатистов, молодёжи, которая хочет продолжать обучение.

Что касается не-сапатистов, то качество образования в сельской местности сильно уступает городскому. Учителя приезжают из городов, для них это временная работа. У них нет мотивации, они не говорят на индейских языках и не могут понять культурные особенности деревень, где работают. Из-за этого возникают проблемы, такие как избиение детей в школе, пьянство учителей. Кроме того, многие дети вынуждены идти до школы несколько километров, иногда по лесу, пересекать реки. Всё это и зародило необходимость автономного образования.

— Как сапатисты относятся к гендерному равенству?

Н.: Тема гендерного равенства в повестке сапатистов с самого начала революции. Оно считается необходимым условием, достичь которого нужно как можно скорее.

Первые женщины появились в движении ещё при подготовке восстания. Они становились бойцами армии, участвовали в командовании. Они же первыми подняли вопрос о необходимости Революционного закона женщин. Команданта Рамона тогда активно продвигала его. Основные законы — это установление равенства во внутренней жизни общин, одинаковое распределение ответственности. Любая агрессия, избиения, оскорбления, сексуальное насилие неприемлемы в сапатизме.

Вслед за этим потянулась тема алкоголизма. В сапатистских общинах алкоголь строго запрещён. Это делается не только из соображений безопасности, но и для профилактики домашнего насилия.

В Мексике распространён мачизм, не избежали этого и традиционные сообщества, коренные народы. Когда женщины сами заговорили о равенстве внутри движения, они сделали революцию внутри революции.

Сейчас женщины активно участвуют в разных сферах движения. В командовании EZLN равное число мужчин и женщин. Создаются благоприятные условия для работы женщин в здравоохранении и образовании. Их уважают. В почёте и традиционно женские занятия, такие как акушерство, лечение травами.

С сапатизмом появился контроль рождаемости. Раньше женщины бесконечно рожали детей, их могло быть восемь-девять. Сейчас у них есть доступ к контрацепции, при необходимости они могут сделать аборт или провести стерилизацию, если больше не хотят детей. Сапатисты не поддерживают аборты, как это происходит в западных обществах. Для них важно иметь детей, которые продолжат культурные традиции и, возможно, поддержат сопротивление. Но теперь им также важно решать, сколько детей будет.

Всё это появилось с укреплением позиции женщин: они начали работать в Хунте Хорошего правительства, принимать решения на равных. Между собой женщины объединяются в женские коллективы. Они открывают магазинчики, занимаются вышивкой, высаживают кукурузу. В целом можно сказать, что они становятся очень заметны в движении.

— Что происходит с детьми, когда женщина уходит на работу?

Н.: Все сапатистские общины — это группы семей, так что забота о детях распределяется между несколькими людьми. Рядом живут дяди, тёти, кузены — семейные связи очень широки.

На фестивале CompArte ребёнок лет шести читал стихи. Затем мы узнали, что он приехал из самого Ля Реалидад в составе каравана и без родителей, но под ответственностью других взрослых. Для ребёнка это вовсе не проблема, ему привычно проводить время с другими людьми. Опека делится, она не зависит только от матери или отца. Ребёнок всегда окружён родственниками.

Когда отсутствие родителей длится дольше, например, если мама уезжает работать в Хунту, вся община распределяет ответственность по уходу за детьми, по работе в доме и на поле, где не хватает рук. Люди помогают друг другу во всём.

— Какие средства коммуникации, медиа используют сапатисты?

Н.: СМИ — это тоже поле боя для сапатистов. Их стратегия всегда учитывала средства коммуникации. Со временем сформировались сапатистские автономные медиа. Основная база — это радио и видео, текстов меньше.

Видео распространяется на DVD, при случае его смотрят на собраниях. Основная подготовка видеографов с конца 1990-х до середины 2000-х прошла при поддержке организации Promedios, финансируемой из США: они обучили операторов, монтажёров, звукачей. А с 2008 года сапатисты стали учить друг друга, как это происходит и в других сферах.

В 2014 году на дне памяти Галеано появился новый сапатистский медиа-проект — Los Tercios Compas. Это сообщество медиа-активистов, работающих во всех «улитках». Своих коллег из альтернативных медиа сапатисты называют Medios Compas, а себя отделяют, называя «третьими товарищами». Они снимают всё, что происходит в «улитках» во время праздников, встреч, семинаров и распространяют эти материалы в общинах. Гости потом могут купить диск в «улитке».

За связь с внешним миром отвечают коммюнике от Командования. В последнее время они включают фото- и видеоматериалы от Los Tercios Compas.

А.: Меньше известно о том, как сапатисты обмениваются новостями между собой. Нам кажется, что после выхода каждого коммюнике его зачитывают и обсуждают во всех общинах на локальных ассамблеях.

Н.: Мне кажется, наиболее эффективное средство для коммуникации внутри общин это радио.

— Эти СМИ открыты для самокритики? Критикуются ли в них другие идеологии?

Н.: Критики самого сапатизма в этих медиа не найти. Там можно найти общую критику прошедших мероприятий — такая саморевизия пройденных этапов. Подобный текст был зачитан на семинаре «Критическое мышление против гидры капитализма».

В то же время нет цензуры, такие материалы просто не производят. Чаще сапатисты смеются над собой, они могут быть очень ироничными. Они всегда осознают, если что-то не получается или идёт не так, и озвучивают это.

Стоит вернуться к тому, что у сапатистов отличный от западного язык, свои обычаи и порядки. У них распространён протекционизм, они научились хранить тайны. И основная критика и наблюдения высказываются на локальных собраниях. Мне кажется, что такие собрания, где проводится анализ происшедшего, очень часто проходят. Так поддерживается демократия в общинах, и она процветает.

Не может быть такого, чтобы появился индивид или маленькая группа, критикующая сапатистов внутри них самих, это другая динамика. Для них гораздо важнее усилить движение и разрешить все споры внутри себя.

А.: Демократия в общинах выражается на ассамблеях и в муниципальных советах. Там много дискутируют, до достижения консенсуса. А человек, который станет критиковать движение во вражеских СМИ, сам станет врагом движения. Такого пока не было. Сапатизм проходит стадии самоанализа внутри движения. В качестве примера мы можем привести акт прощания с Маркосом. Он отражает внутренний процесс сапатизма, развивавшийся во времени, в дискуссиях, в частности, по поводу фигуры Маркоса. И прощанием с ним этот вопрос был разрешён.

— Они читают книги?

А.: В Чьяпасе мы видим своеобразный крестьянский социализм (я думаю, мы можем называть это социализмом), а не интеллектуальное движение. Например, СССР был организацией, которая создавала базу своей легитимности через университеты. Университеты невероятно развились во времена холодной войны, потому что такое знание легитимизировало существовавшую форму организации.

Сапатисты — не университетское движение. У них почти нет книг. Общины появились совсем недавно в условиях тотальной неграмотности, у них всё только начинается. И последним достижением в этой области является проект университета. Но до сих пор интеллектуалами движения остаются его лидеры, если можно их так назвать.

Я думаю, они читают и распространяют те книги, которые производят сами. Например, после семинара «Критическое мышление против гидры капитализма» были выпущены несколько томов, собрание речей и текстов интеллектуалов Мексики и всего мира, которые те сами прислали. И эти книги сейчас распространяются в общинах. Знания передаются и в устной форме. На всех собраниях и событиях есть люди, которые записывают и по возвращении в общину рассказывают, что происходило.

Н.: Сами сапатисты говорят, что они — «чистая практика». Практика совершила революцию. При этом они хорошо разбираются в марксизме.

Фестиваль «Критическое мышление против гидры капитализма» был задуман специально для того, чтобы делиться знаниями. Подобные мероприятия развивают рефлексию в общинах, просвещают, помогают разрабатывать теории, но сапатисты остаются практичными и стремятся к утопическому коммунизму.

А.: Крестьянин-сапатист осознаёт, что его свобода базируется на контроле над землёй. Это не советский крестьянин и не европейский фермер, у которых отношение к земле очень функциональное. Посмотрим, как у них пойдут дела с университетом. Это будет другой университет, не похожий на западные.

— Как сапатисты проводят свободное время?

Н.: В общинах очень популярен футбол. У сапатистов даже некоторые метафоры связаны с футболом. Играют и взрослые, и дети, и женщины, и мужчины.

То же можно сказать о музыке. Пожалуй, самая известная группа Los Originarios de San Andres играет народную музыку (ranchera) с простой структурой и словами о сапатистском движении. Мы видели коллективы из всех «улиток», включая панк-группы и народные, типа мариачи. Все они пели о сапатизме или о революции.

В «улитке» Морелия есть семьи и коллективы, преуспевшие в рисовании. Они распространяют свои работы, в том числе через магазины в городе Сан-Кристобале. Ремеслом они занимаются и в свободное время. В нём они также отражают сапатистские темы.

А.: Как говорил субкоманданте Моисес, «они все сумасшедшие». Этим он хотел сказать об интересном процессе стирания различий между интеллектуальным и ручным трудом. Сапатист одновременно развивает обе сущности. Тот факт, что сапатист — крестьянин, не отменяет возможности того, что в будущем он станет медиком и будет проводить хирургические операции. Такое же стирание различий происходит между работой и свободным временем. Свободное время — это творение капиталистического общества, где средства производства отчуждены от работника. Сапатисты — и рабочие, и производители. Они не работают на чужой земле, не пользуются чужими инструментами, их работа свободна. Поэтому нет разницы между работой и свободным временем, как мы её понимаем в западном обществе.

— Как они относятся к религии? Есть у них церкви в общинах?

Н.: Не существует религии, ассоциированной с сапатизмом. При этом они не атеисты. В их жизни есть мистика, связанная с традицией и космологией. Она отражена в первом цикле коммюнике сапатистов, но она не относится к формальной религии.

Кроме того, евангелизм и другие религии, распространяемые через миссионерство, разделяют общины. Это одна из стратегий мексиканского правительства при содействии США: отправлять какого-нибудь миссионера, который внедряет свою религию и тем самым разделяет общину. Сапатисты пытаются этому противостоять, но в сельве полно таких церквей и их часто посещают те, кто покинул движение. Это очень сложный вопрос.

Однако это не отменяет того, что у сапатиста дома может стоять иконка с Иисусом. Они могут быть католиками, но в то же время проводить свои ритуалы, связанные с рождением, смертью или свадьбой.

А.: Сапатисты могут придерживаться любой религии. Важно, чтобы она не противоречила принципам EZLN.

Сапатизм находится уровнем выше религии — это большое достижение, которое раньше никому не удавалось. Религия в Чьяпасе всегда была причиной серьёзных конфликтов, которые приводили и к переселениям, и к убийствам, а сапатизму удалось возвыситься над религиями, не запрещая их и не культивируя. Они отделены от общественной жизни.